— Посмотрим, что я могу, а что нет, — отрезала Лайдоф. — А до тех пор вам запрещается покидать свои апартам
— Посмотрим, что я могу, а что нет, — отрезала Лайдоф. — А до тех пор вам запрещается покидать свои апартаменты. — Но для этого нет никаких оснований, — настаивал Фарадей. Уж конечно, отменять законы она не вправе. — Я не нуждаюсь ни в каких основаниях, — холодно заявила Лайдоф. — По закону любого человека можно задержать на двадцать четыре часа, не предъявляя ему никаких обвинений. — Я буду апеллировать к начальнику станции Каррере, — пригрозил Фарадей. — Валяйте. — Лайдоф сделала жест в сторону полицейских. — Ему я дам тот же ответ — в моем распоряжении двадцать четыре часа. Так что смиритесь, полковник. Следующие двадцать четыре часа вы проведете в этой комнате. — Вместе с полицейскими она вышла в коридор и добавила уже оттуда: — И последующие пять недель тоже — если все пойдет, как я задумала. Когда за ними закрылась дверь, он досчитал до шестидесяти, подошел к двери и попытался открыть ее. Даже если Лайдоф сумела раздобыть карту допуска, она наверняка не смогла уговорить Карреру разрешить ей блокировать дверь. Дверь послушно скользнула в сторону. Значит, он прав, она не получила разрешения запереть его внутри. Ей оно и не требовалось. В глубине коридора, молча взирая на Фарадея, с бесстрастным видом стоял более крупный из двух ее «домашних» копов. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Фарадей задавался вопросом: неужели у этого человека и впрямь хватит наглости не выпускать из собственной комнаты человека, которому не предъявлено никакого обвинения? У него даже возникло желание проверить это, предприняв попытку покинуть свои апартаменты. Однако было уже слишком поздно, и он слишком хорошо знал, что Каррера терпеть не может, когда его во внеслужебное время отрывают от скотча с содовой. Ладно, пусть все идет, как идет. Разумнее хорошенько выспаться, а завтра утром во всем разобраться. Он вернулся к себе, закрыл дверь и запер ее, просто по привычке. Кроме того, Лайдоф кое-что «проворонила». Он нашел на полу набросок Макколлам и принялся изучать его, снова усевшись за письменный стол.
Он все еще изучал его и спустя десять дней, когда они в конце концов пришли за ним.
Глава 16
Восточный край неба едва только розовел под лучами далекого солнца, когда Рейми понял, что наконец-то он дома. Странное ощущение, в особенности учитывая причины, при которых он покинул эту часть Юпитера. Спустя почти два года отказ Драсни воспринимался свежо и болезненно, как будто стая сивра все еще терзала его.