— Твои чувства — не предмет этого расследования, Производитель Манта, — отрезал Советник. — Мы оцениваем тв
— Твои чувства — не предмет этого расследования, Производитель Манта, — отрезал Советник. — Мы оцениваем твои действия. — Однако действия Производителей часто связаны с их чувствами, — проворчал Латранесто. — И если чувства у него человеческие, можно ли рассчитывать, что он будет действовать как джанска? И снова Латранесто выступал в роли скорее его адвоката, чем судьи. — Как мне кажется, мои чувства больше не человеческие, — твердо заявил Манта. — Теперь я стал настоящим джанска. — Неужели? — со странной напряженностью в голосе воскликнула Советница. — Ладно, эмоции у тебя джанска, ты говоришь. А как насчет мыслей? С этой точки зрения ты тоже настоящий джанска? — Не знаю, — честно признался Манта. — Не знаю, какие мои мысли человеческие, а какие джанска. Могу лишь сказать в свою защиту, что я рисковал жизнью, защищая детей джанска. — Ты уже не первый раз пытаешься защищать других, — напомнил ему Латранесто, — утверждая, что такова характерная особенность людей. Значит, в своих мыслях и желаниях ты по-прежнему человек. Манта почувствовал, что горло у него перехватило, как будто ему нанесли удар под дых. Он только что думал, что Латранесто на его стороне, а теперь неожиданно Советник повел себя так, будто думал, что во многом Манта все еще человек, а человек — существо опасное. — Желание защищать свойственно некоторым людям, — сказал Манта. — Но не всем. Кроме того, разве не то же самое движет Защитниками джанска? — Защитниками — да, — согласилась Советница. — Но ты-то Производитель. — Это доказательство не вызывает сомнений, — заявил Латранесто. — Я убежден, что рассуждает он как человек. Конечно, ни один джанска не додумался бы до того, чтобы защитить наших детей так, как он это сделал. — Латранесто дернул хвостом. — По моему мнению, это всегда будет частью его. — Возможно, — сказала Советница. — Нет, — твердо возразил Советник. — Я утверждаю, что он джанска. С искажениями и отклонениями, но тем не менее джанска. И как таковой... — Хватит, — прервал его Латранесто. — Допрос окончен. Все трое отплыли на некоторое расстояние и, паря нос к носу, негромко заговорили между собой. Манта поглядывал на них, чувствуя себя ужасно усталым: плавники, казалось, налились такой тяжестью, будто на каждом из них висело по паре Юношей. Он хотел одного — так или иначе покончить со всем этим. Может, хоть тогда они наконец скажут, что случилось с Драсни. Закончив дебаты, Советники вернулись к нему. — Мы приняли решение, — заявил Латранесто, и в голосе его тоже чувствовалась сильная усталость. — Манта, дитя человеческое, сегодня ты совершил ужасное преступление против Производительницы Драскани, Производителя Прантрало и их так и не родившегося ребенка. Более того, совершая эти преступления, ты нанес оскорбление всем джанска. Эти факты не могут быть оспорены. — Он помолчал. Манта с трудом перевел дыхание. Вот оно. — Однако своими действиями ты защитил жизнь многих других джанска. Мы не можем сказать с уверенностью, по-прежнему ли ты дитя человеческое. Мы можем лишь попытаться сопоставить те и другие твои действия.