Я побрел домой, чтобы рассказать обо всем жене. «В пять минут, в пять минут можно сделать очень много…»
Я побрел домой, чтобы рассказать обо всем жене. «В пять минут, в пять минут можно сделать очень много…» – пел я про себя старую бодрую песенку из кинофильма «Карнавальная ночь».
Грузинские фамилии
На следующий день я пришел на кафедру и справился, где будет мое рабочее место. Зоя Давыдовна, секретарь кафедры, повела меня по коридору. Мы прошли мимо всех лабораторий и остановились у двери с номером 347. Дверь была серая, неопрятного вида. – Юрий Тимофеевич обещал быть к двенадцати, – сказала Зоя Давыдовна и ушла. Я вошел в комнату. Справа стояли два пустых стола, а слева, перегораживая комнату пополам, громоздилось что-то черное, непонятное, с множеством круглых ручек. Оно было похоже на мебельную стенку производства ГДР, на которую мои родители стояли в очереди. Вся передняя панель стенки была густо усеяна рядами ручек с указателями. Внизу была узкая горизонтальная панель с кучей проводов. Я подошел к стенке и покрутил одну из ручек. Указатель защелкал, перепрыгивая с деления на деление. – Не трожь! – сказала стенка человеческим голосом. Я отскочил от стенки к столу и сделал вид, что раскладываю на нем бумаги. – Выставь потенциометр на прежнее деление, – продолжала стенка ровным голосом. Теперь я уже знал, что крутил ручку потенциометра. Но какую? Их было штук триста, и я не успел запомнить, какую я трогал. Я снова приблизился к стенке и начал шарить глазами по указателям. – Ну, чего ты там? – лениво поинтересовалась стенка. Я схватился за первую попавшуюся ручку и повернул ее против часовой стрелки. Снова раздался треск указателя. – Ну ты, брат, даешь! – сказал тот же голос, потом за стенкой послышалось шевеление, и из-за нее вышел худой мужчина в черном свитере. Он был мрачен. Подойдя к стенке, он, почти не глядя, нашел сдвинутые мною ручки и восстановил первоначальное положение. – Чемогуров, – сказал он, протягивая руку. – А это электроинтегратор, – представил он стенку. – Ты его больше не трогай. – Петя… – сказал я. – Верлухин. Я буду здесь диплом писать. – У кого? – спросил Чемогуров. – У Юрия Тимофеевича. Чемогуров оценивающе посмотрел на меня. Он рассмотрел мое лицо, волосы, пиджак, брюки и ботинки. Мне стало не по себе. – Годидзе, – сказал он. – Чего? – не понял я. – Грузинская фамилия, – мрачно пояснил Чемогуров. – Годидзе. – При чем тут грузинская фамилия? – Скоро поймешь, – сказал он и стал разминать своими длинными пальцами папиросу. Чемогурову было лет под сорок. Он был небрит и нестрижен. Под глазами фиолетовые мешки. Свитер висел на нем, как на распялке. Было видно, что Чемогуров холост, любит выпить и пофилософствовать.