Лаборантка Неля принесла письмо, отпечатанное на бланке, мы с шефом расписались и отправили его вверх. И он
Лаборантка Неля принесла письмо, отпечатанное на бланке, мы с шефом расписались и отправили его вверх. И оно тихо двинулось в Верхние Петушки в качестве официального документа. Письмо ушло, и мы о нем забыли. Все пошло своим чередом. С лекции пришел Саша Рыбаков и впился в свой осциллограф. Гена, другой ассистент, устроил зачет по твердому телу, причем я, чтобы интереснее было жить, подкидывал студентам шпаргалки. Гена сидел довольный, что группа так хорошо усвоила. Он все время кивал, у него даже шея устала. К концу рабочего дня Брумм опять всплыл по какому-то поводу. Выяснилось, что Саша знает его эффект. Ну, Саша вообще все знает, это неудивительно. Он оторвался от осциллографа, протер очки и сказал: – Ты еще с ним нахлебаешься. У него хитрая теория. – Вот еще! – сказал я. – Ее давно похоронили. Саша хмыкнул и посмотрел без очков куда-то вдаль, по-видимому, в семнадцатый век, в город Кельн, где обитал Ганс Фридрих Брумм. От этого его лицо сделалось немного святым. А впрочем, так всегда бывает у близоруких, когда они снимают очки.
Провожу эксперимент
Через три недели история с Бруммом вступила в новую фазу. Шеф пришел на работу хмурый и долго перекладывал на столе бумажки. Я уже подумал, что его опять в кооператив не приняли. Оказалось, нет. – Вот такие дела, Петр Николаевич, – сказал шеф. Это мне еще больше не понравилось. Обычно он ко мне обращается менее официально. Шеф достал из портфеля папку, а из нее вынул бумаги. Я сразу же заметил сверху письмо со знакомым фиолетовым почерком. И конверт был такой же: «Поздравляем с днем Восьмого марта!» А дело, между прочим, было в сентябре. На этот раз к письму была подколота бумага из газеты. Не считая институтских резолюций. Только они были уже в повышенном тоне. Шеф молча положил это все передо мной и стал курить. Я чувствовал, что он медленно нагревается. Как паровой котел. Потом он подскочил и ударил кулаком по столу, отчего фиолетовые буквы письма прыгнули куда-то вбок. – Поразительно! – закричал шеф. – Мракобесие! Алхимией заниматься я не желаю! – Ничего, Виктор Игнатьевич, – сказал я. – Это тоже полезно. Вы только не волнуйтесь, я все сделаю. – Вы уж, пожалуйста, Петя, – попросил шеф. – И ответьте как-нибудь помягче. Пообещайте ему что-нибудь. – Посмертную славу, – предложил я. – Ни в коем случае! – испугался шеф. – Пообещайте ему какой-нибудь прибор, что ли? Амперметр, к примеру… О, Господи! – И шеф нервно забегал по лаборатории. Он всегда принимает все близко к сердцу. Так он долго не протянет.