– Это за что же извиняться? – недоуменно спросили они. – За бестактность! – заявила Барабыкина. Местн
– Это за что же извиняться? – недоуменно спросили они. – За бестактность! – заявила Барабыкина. Местные хулиганы совсем завяли от такого интеллигентного разговора. – Пошли, Генка, – сказал один. – Чего с ними связываться? Чокнутые какие-то. В этот момент в зале появился Лисоцкий с красной повязкой дружинника. В сопровождении дяди Феди и кое-кого из наших. Дядя Федя шел, заметно покачиваясь. – Для работников охраны общественного порядка мы исполняем «Йеллоу ривер», – провозгласил мальчик со сцены. И они завыли «Йеллоу ривер». Желтая река, в переводе. Мордобоя не получилось. Хулиганы отвалили в недоумении. Лисоцкий прошелся по залу в повязке, очень довольный собой. Потом Лисоцкий снял повязку и пригласил Барабыкину. Он закружил ее, держа руку на отлете. Я приглашал наших девушек в строгой очередности. Чтобы не дать им привыкнуть к амбалам. Каждой я шептал что-то нежное. Для профилактики. Только Тате я почему-то не мог шептать нежного. Стеснялся, что ли? Все наши дружинники плясали. Только дядя Федя пристроился на стуле у стены и совершенно внезапно заснул. Под адский рев динамика. Видно, очень хотел спать. Наплясавшись, мы разбудили дядю Федю и проводили девушек. Лисоцкий еще раньше исчез куда-то с Барабыкиной. Леша исчез в Элеонорой. Все-таки он достукается! Дядя Федя просто исчез. Было три часа ночи. Фактически, уже утро.
Воскресные разговорчики
На следующий день, в воскресенье, мы отходили от танцев. За завтраком Лисоцкий был какой-то вялый. Он долго смотрел в кашу, шевеля ее ложкой, будто хотел там чего-то найти. Леша загадочно улыбался по поводу Элеоноры. Барабыкина смотрела на меня укоризненно. Тата была почему-то злая. Один дядя Федя был добрый. Он рассказывал, как мы вчера победили местных хулиганов. После завтрака народ двинулся загорать и купаться. Кроме Леши с дядей Федей. Леша заступил дежурным на кухню. И они с дядей Федей принялись пилить дрова. Там же вертелся и Юра, который продолжал обхаживать повариху Веру. Лисоцкий предложил мне сыграть в шахматы. Мы начали. – Загадочный народ эти женщины, – сказал Лисоцкий, передвигая пешку. – По-моему, не очень, – сказал я, передвигая свою. – Вы еще не все понимаете. Простите, – сказал Лисоцкий, выводя слона. – А что вы имеете в виду? – осторожно поинтересовался я, толкая еще одну пешку. – Как вы относитесь к Инне Ивановне? – спросил Лисоцкий, делая ход конем. – Как к старшему товарищу, – ответил я. – А она, между прочим, вас любит, – сказал Лисоцкий, объявляя мне шах.