– Сейчас, – сказал Лисоцкий, все еще улыбаясь. Фомич аккуратно потушил свечу пальцами, сел на место и ск
– Сейчас, – сказал Лисоцкий, все еще улыбаясь. Фомич аккуратно потушил свечу пальцами, сел на место и сказал загадочные слова: – Наука умеет много гитик. – Стоп! – крикнул режиссер по радио. Через минуту он прибежал в студию. – Почему нет эффекта? – спросил режиссер. – Кураж не тот, – сказал Фомич. – Какой кураж? – спросил Лисоцкий, бледнея. И тут Фомича прорвало. Он показал характер. Он дал понять, что обо всем этом думает. Я был счастлив. – Все свободны, – сказал режиссер. – Наука умеет много гитик. Это гениально! Не смеялся один Лисоцкий. Он собрал свои листки и незаметно выскользнул из студии. А мы с Фомичом опять переоделись и поехали покупать билет на поезд.
Провожаю Фомича
Мы с Фомичом сидели у меня дома и пили чай. Фомич излагал свои взгляды на жизнь. И на физику. А я свои. Нам было интересно друг с другом. – Понимаешь, – сказал Фомич, – что нам с тобой главное? Не то, чтобы людей удивить. И денег нам с тобой не надо. Главное, это когда всей душой устремишься и вдруг сделаешь что-нибудь. И оно только душою и держится. Вынь душу – пропадет все. – А объективная реальность, данная нам в ощущении? – спросил я. Это я на материю намекал. Я, как уже говорилось, материалист. – Данная? – спросил Фомич. – А кем она данная? А? – Ну, данная, и все, – ответил я. – Э-э! – помахал пальцем Фомич. – Кем-то, видать, данная. – Вы что, Василий Фомич, верующий? – спросил я прямо. – Верующий, – сказал Фомич. – В науку верующий. В душу верующий. – Это не одно и то же, – сказал я. – У вас не одно и то же, а вообще так одно. Вот ты мне давеча про Эйнштейна толковал. А я думаю – поверил он в свою придумку так, что она и воплотилась. А если бы для денег или еще для чего – никакой твоей относительности и не было бы. – Другой бы открыл, – сказал я. – Это кто другой? Ну я, может быть, и открыл бы. Или ты, – раздобрился Фомич. – А этот Лисоцкий – нипочем. Даже если бы у него голова с силосную башню была. Я живо представил себе Лисоцкого с силосной башней на плечах. Получилось внушительно. – Или возьми Брумма, – продолжал Фомич. – Тоже был хороший мужик. Не лез в телевизор. Мы попили чаю и стали собирать Фомича. Собственно, собирать было нечего. Вся аппаратура осталась у Лисоцкого. Был только осциллограф, который мы подарили Фомичу. Как я и обещал. Мы поехали по ночному городу. Фомич задумался. Я решил его расшевелить. – А Лисоцкий не ожидал все-таки такого фиаско, – сказал я. – Фигаско, – сказал Фомич.