Первый раз со мной такое приключилось. Обычно я спокойно и несколько иронически отношусь к действительности
Первый раз со мной такое приключилось. Обычно я спокойно и несколько иронически отношусь к действительности. Но если действительность откалывает такие номера, я умываю руки. Наверное, у меня завелись микробы совести. Короче говоря, я ушел. Совсем. Морошкина не поленилась одеться и выйти со мной на улицу. Она тоже была возбуждена и жаловалась на судьбу. На углу мы расстались. У Людмилы Сергеевны, у бедной Люсеньки, в глазах появились слезы. Привыкла она ко мне. Люся с обреченным видом пожала мою руку и сказала на прощанье, чтобы я не думал о ней плохо. А я и не думал о ней плохо. Я плохо думал о себе. Правда, теперь появились предпосылки, чтобы думать о себе лучше.
Возвращение блудного сына
Когда я пришел домой, жена по глазам поняла, что с Прометеями покончено. Доконали они меня и отомстили за легкомыслие. Орел улетел. Жена подошла ко мне и поцеловала. – Я давно хотела тебе сказать, чтобы ты с этим кончал, – сказала она. – А чего же не сказала? – Я думала, тебе нравится. Я в последний раз засмеялся нервным и ожесточенным смехом, и мы стали обсуждать планы на будущее. Разговор о побочном заработке больше не возникал. Как-то само собою стало ясно, что здоровье дороже. А чистая совесть и подавно. В положенный срок состоялась передача о микробах. Я к тому времени уже настолько пришел в себя, что смог ее посмотреть. На экране я увидел Павла Ильича Прямых в безукоризненном костюме. Он заливался соловьем о подвиге Рязанцевой. При этом он не забывал подчеркнуть, что является ее учеником. Вероятно, телезрители так и подумали, что Павел Ильич после передачи пойдет испытывать на себе вакцину. Черта с два! Ничего такого он не сделает. Я посмотрел передачу и понял, что мне нужно сейчас же идти к Рязанцевой. Без этого визита я не мог считать свою деятельность в качестве журналиста законченной. И я объясню, почему. Бывают такие люди, перед которыми совестно. Они, к счастью, встречаются не так часто. Иначе жизнь превратилась бы в сплошное мученье. Хочется почему-то, чтобы они не думали о тебе плохо. Рязанцева должна была знать, что я еще не совсем пропащий человек. Я купил букет цветов и поехал домой к Антонине Васильевне. Она уже выписалась из больницы и поправлялась дома. Почему-то я волновался. – Вы? – удивилась Рязанцева, открыв дверь. – Я думала, что у вас хватит совести больше не появляться. – Антонина Васильевна… – пролепетал я. – Зачем вы устроили это постыдное зрелище? Кто разрешил вам пустить на экран этого подхалима? – наступала Рязанцева.