– Детям нужно рассказать о нашей науке, – продолжал канючить я. Я почувствовал, что нужно напирать на детей
– Детям нужно рассказать о нашей науке, – продолжал канючить я. Я почувствовал, что нужно напирать на детей. И на своих, и на чужих. Шеф был неравнодушен к детям. – Ладно, – сказал шеф. – Я выступлю. Он снова лег и отвернулся от меня. По-видимому, он мучился тем, что пошел против своих принципов. Никогда не нужно иметь слишком много принципов. Совести будет спокойнее. Я немного подождал, чтобы шеф остыл, а потом осторожно намекнул ему про текст. Шеф взорвался. Он вскочил на ноги и побежал купаться. Через некоторое время он вернулся весь в капельках моря, которые быстро испарялись с поверхности тела. – Ну, Петя, я вам этого никогда не прощу, – сказал он. – Пишите! Я быстренько достал из портфеля бумагу, и шеф продиктовал мне с ходу свое выступление. По-моему, оно получилось блестящим. Даже мне было интересно узнать в популярной форме, чем мы занимаемся. Я осторожно похвалил шефа. Сказал, что он прирожденный популяризатор. – Уходите, – сказал шеф. – А то мы поссоримся. – Ссора между начальником и подчиненным недемократична, – сказал я. – Вы меня можете уволить, а я вас нет. – Петя, на вас отрицательно действует журналистика, – сказал шеф. – Вы стали излишне остроумны.
Первая профанация
На следующий день я отнес Морошкиной текст выступления шефа. Я сам его перепечатал на кафедральной машинке одним пальцем. На студии полным ходом шла подготовка первой передачи. Людмила Сергеевна схватила текст и убежала по инстанциям. А меня поймала миловидная девушка в брюках, оказавшаяся помощником режиссера. – Вас зовет Даров, – сказал она. Я нашел Дарова в павильоне студии. Он расхаживал между столами и располагал на них разные предметы. Все они имели отношение к физике. Ни один из них не упоминался в моем сценарии. Здесь была электрическая машина с лейденскими банками, электромагнит, модель атома по Резерфорду и тому подобное. На центральном столике находилась подставка с двумя угольными электродами. Это была электрическая дуга. По-видимому, Даров опустошил какой-то школьный физический кабинет. – Ну как, юноша, смотрится? – спросил он, упорно продолжая называть меня юношей. – А зачем они? – сказал я, указывая на приборы. – К физике твердого тела это не имеет отношения. – Давайте, мой друг, исходить из следующего, – сказал Даров. – Зрителю должно быть интересно. Он должен видеть что-то работающее, двигающееся, прыгающее, мелькающее. Динамика! Ваши кристаллы малы, одинаковы и неинтересны. Мы будем показывать дугу!