– Как его звали? – спросил Лисоцкий, доставая записную книжку. – Отец Александр, – сказал старик. – Алек
– Как его звали? – спросил Лисоцкий, доставая записную книжку. – Отец Александр, – сказал старик. – Александр Порфирьевич Зубов. У него было трое сыновей и дочь. Лисоцкий все эти сведения записал. Дружески распрощавшись со стариком, мы пошли в посольство. На ходу мы обсуждали новые данные о Бризании. Показания старика косвенным образом подтверждали информацию, полученную от Рыбки. Это касалось прежде всего религии. С какой стати, спрашивается, православный поп кинется в черную Африку? Вероятно, его позвал религиозный долг. В посольстве нас встретил Черемухин с билетами на самолет. – Здесь полно русских! – шепотом сказал он. – Знаем, – сказали мы. – Учтите, что не каждый русский – советский, – предупредил Черемухин. – И не каждый советский – русский, – сказал я. – Не учи ученого, Паша. Это мы еще в школе проходили.
Рим – Мисурата
Самолет улетал поздно ночью. В римском аэропорту мы прошли через какие-то камеры, которые нас просвечивали на предмет выявления бомб. Кроме того, нас придирчиво осматривали полицейские. У меня оттопыривался карман. Полицейский указал пальцем на карман и спросил: – Вот из ит? – Ля бомба, – пошутил я. Полицейский что-то крикнул, и все служащие аэропорта, находившиеся рядом, попадали на пол, закрыв головы руками. – Чего это они? – удивился я. – Шутки у тебя дурацкие! – проорал Черемухин и запустил руку в мой карман. Оттуда он вынул яйцо. Это было наше русское яйцо, сваренное вкрутую еще на «Иване Грозном». Между прочим, Черемухин сам его сварил и засунул мне в карман, чтобы я не проголодался. Полицейский поднял голову, увидел яйцо и улыбнулся. – Не шути! – сказал он по-итальянски. После этого мы проследовали в «боинг», двери закрылись, и самолет вырулил на старт, чтобы взлететь с Евразийского континента. Стюардесса пожелала нам счастливого полета, моторы взревели, и мы оторвались от земли. Если вы не летали на «боинге», ничего страшного. Можете себе легко представить. Внутри там так же, как на наших самолетах, только немного фешенебельней. Черемухин сидел у окна, Лисоцкий рядом, потом сидел я, а справа от меня сидел человек с лицом цвета жареного кофе. И в длинном халате. На русского не похож. Как только мы взлетели, Черемухин с Лисоцким уснули. А я спать в самолете вообще не могу. Я физически чувствую под собой пустоту размером в десять тысяч метров. Поэтому я откинулся на спинку кресла и принялся наблюдать за пассажирами. Мой сосед прикрыл глаза, сложил ладони и повернулся ко мне, что-то шепча. Я думал, это он мне, но потом сообразил, что сосед творит намаз. То есть молитву по-мусульмански. А ко мне он повернулся потому, что я сидел от него на востоке.