– В чем же тогда смысл передачи? – Умный поймет, – загадочно сказал Даров и скрестил на одеяле руки.
– В чем же тогда смысл передачи? – Умный поймет, – загадочно сказал Даров и скрестил на одеяле руки. – А дурак? – Дурак тоже поймет, но по-другому, – засмеялся Даров. Больной на соседней койке выполз из-под одеяла и оказался коротко стриженным человеком с большими ушами. Он посмотрел на нас немигающим взглядом и сказал: – У нас один деятель тоже ушел с повышением. На двести сорок. Даров засмеялся еще громче. Я вопросительно посмотрел на большеухого. Он перехватил мой взгляд и просигналил мимикой, что понял весь наш подтекст. – Материальное стимулирование, – сказал он, потом расхохотался крупным отрывистым хохотом и снова завернулся в одеяло, продолжая похохатывать уже внутри. Я ничего не понял. Даров внезапно прекратил смеяться и посмотрел на меня страдальчески. – Вот, – сказал он. – А вы говорите! Пришла медсестра и выгнала меня. Даров на прощанье подал мне руку и еще раз напомнил, чтобы я не слезал с Тиши, иначе будет провал. Пришлось познакомиться с Тишей. Я его себе уже немного представлял, и Тиша оправдал мои ожидания. Это был верзила с двойным подбородком и белыми полуприкрытыми ресницами. Он был похож на сома. Глаза у него тоже были белые, но это мне удалось установить не сразу. Тиша все время как бы спал. – Какую берем темку? – спросил он, не просыпаясь. – Микробиология, – сказал я устало. – Пусть, – прошептал Тиша и прекратил общение. Я позвонил в институт микробиологии, и мне выдали следующего Прометея. Он оказался женщиной. Это было для меня неожиданностью. И для главного редактора тоже. Как только Севро об этом узнал, он немедленно меня вызвал. – Петр Николаевич, не будет ли в данной ситуации элемента комизма? – спросил Севро довольно витиевато. – А что? – не понял я. – Мы создаем образ, Прометей нашего века. И вдруг женщина… Я совсем не против женщин, но часть телезрителей может воспринять женщину неправильно. – Как это можно воспринять женщину неправильно? – удивился я. – Двусмыслица. Понимаете?… Отдавание себя и тому подобные иносказания… – Елки-палки! – не выдержал я. – Мы что, таких телезрителей тоже должны принимать во внимание? – Мы должны принимать во внимание всех, – скорбно сказал Севро. – Антонину Васильевну выдвинул ученый совет, – сказал я. – Ах вот как! – воскликнул Севро. – Это меняет дело. Тогда постарайтесь в сценарии тактично обойти вопрос об отдавании. Вы поняли? Я все понял. Между прочим, с некоторых пор я уже тактично обходил этот вопрос. Профессора звали Антонина Васильевна Рязанцева. Представьте себе пожилую учительницу гимназии конца прошлого века. Очень подтянутую и никогда не повышающую голоса. С первых же слов я понял, что у этой женщины стальной характер. Особенно если учесть, что она вышла ко мне из своей лаборатории, на дверях которой имелась табличка: «Лаборатория особо опасных инфекций». Неудивительно, что меня туда не пустили.