– А не врешь? – спросил Фомич. – Тогда пвоходи. Фомич был в спортивном костюме из трикотажа. В руке он д
– А не врешь? – спросил Фомич. – Тогда пвоходи. Фомич был в спортивном костюме из трикотажа. В руке он держал ухват. Между дужками ухвата была укреплена двояковыпуклая линза. Значит, это был уже не ухват, а физический прибор. Фомич очень приятно картавил в некоторых словах. Иногда совсем невозможно было понять, что он говорит. Но это, главным образом, из-за его собственной терминологии. Она у него отличалась от общепринятой. – Житья нету от аппаратчиков, – сказал Фомич. – Я денег не беру. Только бы отвязались! Говорят, хоть польза от науки какая-то. А ты откуда будешь? Я объяснил. Фомич был удивлен не на шутку. Особенно тем, что наша подкова отказалась давать ток. Он ввел меня в избу. Там было похоже на нашу лабораторию. Очень много проводов и железа. На столе стояла керосиновая лампа. На ее стеклянном колпаке висела одной дужкой внутрь подкова. От подковы шли провода к приемнику. Фомич зажег лампу и включил приемник. Приемник заговорил. – Прямое преобразование. Переносной электропитатель, – пояснил Смирный. Тут в окошко постучалась девушка-почтальон. Она привезла Фомичу телеграмму от меня. Знал бы я, захватил бы ее с собой, чтобы телеграф не мучался. Фомич внимательно изучил телеграмму. – Командируется представитель, – значительно сказал он. – Тоже по Брумму. – Да это я и есть, – сказал я. – Откуда вы про Брумма знаете? – История, уходящая в прошлое, – литературно начал Фомич. – Я раньше дома ломал. Разбирал по бревнышку, по кирпичику. Под новую постройку. И однажды нашел трактат на чердаке. Ничего не понял, но интевесно! Интевесно ведь! – Интересно, – согласился я. – Редкий довольно-таки бред. – Ну бред не бред, а зерно истины там присутствует, – обиделся за Брумма Фомич. Он хотел сказать, что доковырялся до этого зерна. – А дьявол? – спросил я. – Не дьявол, а черт, – поправил Фомич. – Горшком назови, только в печку не ставь. Знаешь? Электрон, черт – разницы нету. Главное, чтоб работало! – Ну, это мы проверим, – сказал я. – Утро вечера мудренее, – сказал Фомич. Мы стали готовиться ко сну. Пришла откуда-то жена Фомича. Очень жизнерадостная женщина. Фомича она называла Васютой, а к физике относилась с любовью, как к домашней кошке. Меня покормили от души. Перед сном Фомич понаблюдал немного в телескоп, делая какие-то записи. По-моему, он опоздал родиться. Ему очень подошел бы Ренессанс. Прошу не путать с Росинантом. Хотя Росинант этому рыцарю науки тоже сгодился бы. Мне очень хотелось спросить, не пишет ли Фомич стихи. Или не ваяет ли? Но я не спросил.