– Петенька, если ты постучишь к нему в дверь с сигналом точного времени, то вы договоритесь, – сказала тетя
– Петенька, если ты постучишь к нему в дверь с сигналом точного времени, то вы договоритесь, – сказала тетя по телефону. Я так и сделал. Ажуев возглавлял кафедру в университете. Я пришел туда за пятнадцать минут до встречи. В портфеле у меня был спрятан транзисторный приемник. Я включил его и стал дожидаться сигнала точного времени. На двери была табличка, перечисляющая звания Максима Трофимовича. Я стукнул в дверь одновременно с шестым звуковым сигналом. Времени было одиннадцать ноль-ноль. – Входите! – раздался голос. Я вошел и почтительно поздоровался. Ажуев оказался человеком лет пятидесяти, приятной наружности. Причесан он был на пробор. В жизни не видал такого прямого пробора. – Говорит Москва! – раздалось у меня из портфеля. – Московское время одиннадцать часов. Начинаем производственную гимнастику. Ажуев вопросительно поднял брови, однако снял пиджак, повесил его на спинку стула и вышел из-за стола. – Подтянитесь, товарищи! – донеся из портфеля радостный голос. – Потрясите кистями… Так, хорошо! Максим Трофимович потянулся и потряс своими полными кистями. Я поставил портфель и тоже потряс кистями, как последний идиот. – Бег на месте, – скомандовал портфель. Мы побежали на месте. Я старался не смотреть на Ажуева. Однако профессор, как ни в чем не бывало, сделал несколько приседаний и дополнительно, сверх программы, отжался от пола на руках. После этого он вернулся к столу, влез в пиджак и взглянул на часы. – На разговор с вами я отвел пятнадцать минут. Время, затраченное на гимнастику, я приплюсую. – Передаем арии из оперетт, – не унимался портфель. – Арии мы слушать не будем, – твердо сказал профессор. Я полез в портфель и выключил транзистор. Потом у нас началась научная беседа. Ажуев говорил со мною так, будто я был крупным специалистом в нейрофизиологии. Вероятно, ему не могло прийти в голову, что передачу о функциях мозга может делать физик. То и дело мелькали термины: первая сигнальная система, рефлекс, доминанта какая-то и цереброспинальное что-то. Я кивал. На стене кабинета были вывешены диаграммы. Там были нарисованы разные мозги – мышиный, кошачий, собачий, лошадиный, обезьяний и мозг человека. Было видно даже непосвященному, как разум шагает по ступенькам вверх. У мышки мозг был маленький, как горошина. А у кошки уже побольше. Он напоминал фасоль. Следовательно, кошка была умнее. Поэтому она и ловила мышку, а не наоборот. Ажуев воспринял приглашение на передачу как должное. Мы обсудили с ним план сценария. В одиннадцать пятнадцать в кабинет пулей влетела какая-то сотрудница. Профессор посмотрел на часы и одобрительно улыбнулся.