В избу ворвалась Кэт. Сзади ее держали за руки, но она энергично освободилась и прокричала в лицо Отцу:
В избу ворвалась Кэт. Сзади ее держали за руки, но она энергично освободилась и прокричала в лицо Отцу: – Я не англичанка, к вашему сведению! Я русская! – Ах, мадемуазель, при чем здесь это? – сказал президент. – Что вы хотите? – спросил Отец. – Бежать с вами, – сказала Кэт. – Остаться в Вятке. Навсегда. – Ишь ты… – покачал головой патриарх. – Отец, разреши ей остаться, – раздался из сеней хор мужских голосов. – Нам нужны русские мужчины, а не женщины, – сказал Отец. Потом он взглянул на нас и поморщился. – Нет, это не мужчины, – сказал он. – Я справлюсь, – героически заявила Кэт. – Хорошо, – махнул рукой патриарх. Кэт подскочила к нему и поцеловала. Потом она подлетела к нам, сияя так, будто сбылась мечта ее жизни. Может быть, так оно и было. – Прощайте! – сказала Кэт. – Я вас никогда не забуду. Глаза у нее горели, а тело под туникой извивалось и дрожало. Скифская дикость проснулась в Кэт, наша англичаночка нашла свое счастье. Сильные руки юношей подхватили нашу попутчицу, и мы услышали за окном ее радостный вольный смех. – Прощайте, господа! – сказал Отец. – Желаю вам благополучно добраться до России… В чем сомневаюсь, – добавил он прямо. Мы что-то промямлили. Отец вышел. Президент вынес следом его чемодан. Через минуту шум на улице затих. Потом он снова возник, но уже с другой стороны. Это был совсем другой шум. Непонятная речь, свист и топот. – А что вообще происходит? – наконец спросил я. – Ложись! – скомандовал генерал, как на войне. Я лег с книгой. Генерал лег тоже. Мы лежали, как покойники, с молитвенниками на груди, смотря в потолок. Пролежали мы недолго. Скоро в избу ворвались какие-то люди, голые до пояса и в шапках. В руках у них были копья. Генерал не спеша встал и повернулся к пришедшим. Затем он величественно перекрестил их томом Пушкина, держа его обеими руками. «Плохи наши дела, если Михаил Ильич косит под священника», – подумал я. – Благослови вас Господь, киевляне, – сказал Михаил Ильич голосом дьякона. Киевляне нехотя стянули шапки и перекрестились. – Мы православные туристы, – продолжал генерал. – Нам необходимо вылететь в Европу. – Тулисты? Елопа? – залопотали киевляне. Потом они наперебой стали выкрикивать, как на базаре: – Сусоны голи! Сусоны голи! – Я не понимаю, – покачал головой Михаил Ильич. Из рядов киевлян вынырнул мужичонка, у которого в каждой руке было что-то круглое и темное, похожее на грецкий орех, только гораздо крупнее. – Сушеные головы! – воскликнул Лисоцкий.