И поскольку мы все трое знали, кому адресовано это указание, осталось оно без ответа, вроде безличного заме
И поскольку мы все трое знали, кому адресовано это указание, осталось оно без ответа, вроде безличного замечания – «уже совсем рассвело». Я подошел к портрету – почему-то именно портрет больше всего привлекал мое внимание. Это была очень хорошая фотография, застекленная в дорогую строгую рамку. Часть стекла еще держалась, вокруг валялись длинные, кривые, как ятаганы, обломки, рядом на паркете засохли уже побуревшие пятна крови. Там, где капли упали на стекло, они были гораздо светлее. Одна длинная капля попала прямо на фото и вытянулась в конце дарственной надписи, как нелепый, неуместный восклицательный знак. – Королева Елизавета Бельгийская, – сказал Халецкий, присевший рядом со мной на корточки. – Это написано или вы так думаете? – спросил я, проверяя себя. – Знаю, – коротко ответил эксперт. – Жаль, я не понимаю по-французски – интересно, что здесь начертано. _ Наверное, что-нибудь такое вроде «Люби меня, как я тебя», -усмехнулся я. Лаврова заглянула через мое плечо: – «Гениям поклоняются дамы и монархи, ибо десница их осенена Господом». – Вы это всерьез полагаете? – обернулся я к Лавровой. – Это не я, это бельгийская королева так полагает, – сказала Лаврова. – Н-да, жаль, что я не гений, – покачал я головой. – А зачем вам быть гением? – спросила Лаврова. – Расположение монархов вас не интересует, а с поклонницами у вас и так, по-моему, все в порядке. Я внимательно взглянул на нее, и мне показалось, что в тоне Лавровой досады было чуть больше, чем иронии. Я снова наклонился над портретом. Королева улыбалась беззаботной улыбкой, и теперь – совсем рядом – эту накопившуюся десятилетиями беззаботность неправящего монарха-дамы не могли изменить даже морщины -трещины расколовшегося стекла. – И все-таки жаль, что я не гений. – Слушайте, не гений, вы о чем сейчас думаете? – спросил Халецкий. – Ни о чем. Мне сейчас думать вредно. Я сейчас стараюсь стать запоминающей машиной. Вот когда все зафиксирую в памяти, тогда начну думать. – Неужели вам никогда не надоедает оригинальничать? – раздраженно спросила Лазроза. Я удивленно посмотрел на нее, потом засмеялся: – Леночка, а я ведь не оригинальничаю. И не я это придумал. Еще много лет назад меня учил этому наш славный шеф – подполковник милиции Шарапов. – Чему? Не думать? – Нет, в первую очередь запоминать. Я должен сейчас сразу и навсегда запомнить то, что пока есть, но может исчезнуть или измениться… – Например? – Так не например, а конкретно: существует несколько неоспоримых, раз и навсегда установленных правил. Запомнить время по часам – своим и на месте преступления, даже если они стоят. Это первое. Затем – осмотр дверей, целы ли, заперты, закрыты, есть ли ключи. То же самое – с окнами. Установить наличие света. Посмотреть, как обстоит с занавесями. Проверить наличие запахов – курева, газа, пороха, горелого, духов, бензина, чеснока и так далее. Погода, это почти всегда важно. При всем этом ни в коем случае нельзя спешить с выводами – ответ на задачу всегда находится в конце, а не в начале. Ну и, конечно, ни в коем случае нельзя давать вовлечь себя в дискуссию зевакам…