– Это великий музыкант… – Да? – еле заметно «отметился» я. Этого было вполне достаточно. – Павел Петр
– Это великий музыкант… – Да? – еле заметно «отметился» я. Этого было вполне достаточно. – Павел Петрович Иконников. Он разделил судьбу великого Роде. – В каком смысле? – Он гениален, как Роде, так же неуверен в себе и так же несчастен… Я сочувствующе покачал головой. Но Раиса Никоновна уже включилась в тему, по-видимому, ей наиболее близкую и волнующую, и моя реакция ее интересовала меньше всего. … – Пьер Роде был слишком велик и прославлен, чтобы обращать внимание на козни соперников, и это погубило его. Газеты, рецензенты охаивали его технику, утверждали, что он стал в своем искусстве холоден и труслив, что он упрощает сознательно наиболее трудные места. И он не перенес этого, в полной мере испив горькую чашу зависти и наветов. – А Иконникова вы лично знали? – перебил я ее. – Он единственно близкий мне человек, – сказала она спокойно, просто, как о вещи само собой разумеющейся. – Я живу только для того, чтобы хоть в чем-то быть ему полезной… Я и воспринял это как должное. Иконников, опустившийся, озлобленный на все и на всех, одинокий, пьющий, конечно, должен был найти себе такую женщину, главной жизненной функцией которой является сочувствие и милосердие. Они – два полюса – создавали между собой необходимое жизненное напряжение. – Конечно, если бы не трагическая судьба Павла Петровича, мы бы никогда и не встретились, – говорила Филонова. – И я понимаю, что никак не могу ему заменить тот мир, что он потерял. Но моя любовь и почитание его -все, что осталось у него из той, прежней жизни… – А вы давно знаете Павла Петровича? Она грустно усмехнулась: – Считайте, что всю жизнь. Мои родители были скромные музыканты, беззаветно любившие искусство. В тринадцать лет они привели меня в концерт, где солировал Павел Петрович. Это было волшебство, и я смотрела на него, как на чародея. Я помню, как они прилетели с Львом Осиповичем Поляковым победителями парижского конкурса – молодые, счастливые, прекрасные, в светлом нимбе славы и таланта. А лично познакомились мы много лет спустя после войны… Она замолкла, и я испугался, что она сменит тему разговора, поэтому быстро сказал: – Необычайно интересно… – Да, интересно, – согласилась она. – Мои родители умерли во время блокады, а я после эвакуации из Ленинграда была очень слаба, и меня временно устроили на легкую работу – в консерваторию, в концертный зал. Но потом я привыкла к этому непрекращающемуся празднику музыки и осталась там на всю жизнь, да и сейчас там работаю. – Раиса Никоновна, а отчего же Иконников перестал концертировать?