– Какой же вы продумали ход? – К сожалению, в наших партиях противник всегда играет белыми -первый ход з
– Какой же вы продумали ход? – К сожалению, в наших партиях противник всегда играет белыми -первый ход за ним. Причем, вопреки правилам, ему удается сделать сразу несколько. – Ну, е2 – е4 он сделал. Каковая связь с нашим спором? Я задумался, будто забыл о ней, потом спросил: – Не понимаете? Сейчас приедет хозяин квартиры – народный артист СССР, лауреат всех существующих премий, профессор консерватории Лев Осипович Поляков. Он, как вам это известно, гениальный скрипач. Теперь он еще называется потерпевший. И подаст нам заявление, которое станет документом под названием лист дела номер два. Вот тут мы с вами можем узнать, что есть еще один потерпевший… Этого я боюсь больше всего… – Кто же этот потерпевший? В прихожей хлопнула дверь. Я обернулся. В комнате стоял Поляков.
Глава 2 Гений
От нестерпимого блеска солнца болели глаза, и вся Кремона, отгородившись от палящих лучей резными жалюзи, погрузилась в дремотную сиесту. Горячее дыхание дня проникало даже сюда, в покрытый виноградной лозой внутренний дворик: каменные плитки пола дышали жаром. Прохладно плескал лишь вспыхивающий искрами капель маленький фонтанчик посреди двора, но у Антонио не хватало смелости спросить воды. Великий мастер, сонный, сытый, сидел перед ним в деревянном кресле, босой, в шелковом турецком халате, перевязанном золотым поясом с кистями, и мучился изжогой. – Нельзя есть перед сном такую острую пиццу, – сказал мастер Никколо грустно. – Да, конечно, это вредит пищеварению, – готовно согласился Антонио, у которого с утра во рту крошки не было. Мастер Никколо долго молчал, и Антонио никак не мог понять – спит или бодрствует он, и нетерпеливо, но тихо переминался на своих худых длинных ногах, и во дворике раздавался лишь ласковый плеск холодной воды в фонтане и скрип его тяжелых козловых башмаков. На розовой лысине мастера светились прозрачные круглые капли пота. – Чего же ты хочешь – богатства или славы? – спросил наконец мастер. – Я хочу знания. Я хочу познать мудрость ваших рук, точность глаза, глубину слуха. Я хочу познать секрет звука. – Ты думаешь, что возможно познать и подчинить себе звук? И по желанию извлекать его из инструмента, как дрессированного сурка? Антонио облизнул сухие губы: – Я в этом уверен. И вы это умеете делать. Мастер засмеялся: – Глупец! Сто лет мы все – мой дед Андреа, дядя Антонио, мой отец Джироламо и я сам – Никколо Амати – пытаемся научиться этому. Но умеет это, видимо, только господь бог, и всякого, кто приблизится к этому умению, покарает, как изгнал Адама из рая за познание истины. Если ты превзойдешь меня в умении своем, то приблизишь к себе кару божью. Тебя не пугает это?