– Ну, а конкретно, в чем может выразиться моя помощь? – Мне нужно, чтобы вы постарались вспомнить всех л
– Ну, а конкретно, в чем может выразиться моя помощь? – Мне нужно, чтобы вы постарались вспомнить всех людей, которые поддерживали достаточно близкие отношения и с Поляковым, и с Иконниковым. Не только лично вам знакомых, но даже тех, о которых просто слышали в разговорах… – Ничего себе работенка! – дернул плечом Белаш. Я промолчал. И Белаш больше ничего не сказал. Он долго думал, потом сказал: – А почему бы вам у Полякова об этом не спросить? Я усмехнулся: – Еще спрошу. Но, помимо перечня людей, мне нужна их характеристика. Так сказать, социально-психологический портрет. И здесь вашему жизненному опыту, интуиции и созерцательной объективности я отдаю предпочтение. – Понятно, – кивнул Белаш. – Хорошо, я постараюсь вам помочь. Не по душе мне ковыряться в чужих отношениях, но я это сделаю ради Иконникова. – Почему ради Иконникова? – Мне кажется, перед смертью он догадался, кто мог украсть скрипку. Но не стал говорить об этом. И, по-моему, был не прав. Но мы с ним никогда ни в чем не соглашались, и я обязан сделать ответный ход. Нельзя злодейство усугублять глупостью. Я кивнул: – Вполне с вами согласен. – Пишите, – сказал он. – Первый: Белаш Григорий Петрович… Я поднял на него взгляд. Белаш твердо сказал: – Да-да. Я много лет знаком и с Поляковым, и с Иконниковым, и все мои показания тоже нуждаются в проверке. – И со смешком добавил: – А сам я -в социально-психологическом портрете… Я пожал плечами и записал его фамилию. – Пишите дальше: скрипач Казаринов, дирижер Станиловский, композитор Шевкуненко, адвокат Рудман, художник Лебедовский, шофер Полякова -Симоненко, виолончелист… парикмахер… – начал перечислять Белаш. – Итак, двадцать четыре, – сказала Лаврова. Двадцать четыре. Двадцать четыре человека были отобраны нами для тщательной проверки, потому что каждый из них в течение последнего месяца мог общаться и с Поляковым, и с Иконниковым. Лаврова настаивала также на включении в список Раисы Никоновны Филоновой и аспирантки Колесниковой. Я возражал. – Филонова была близка Иконникову, но контактов с Поляковым почти не имела. Колесникова же, наоборот, почти не знала Иконникова. – Так она говорит, во всяком случае, – заметила Лаврова. – Между тем я должна вам напомнить, что об Иконникове мы услышали впервые от нее. – Я помню. Но считаю, что это случайность. Как раз если бы Колесникова была хоть как-то причастна к этой истории, ей не надо было упоминать об Иконникове. Она нашла бы другой способ проинформировать нас о его существовании.