Так же безразлично Лаврова задала вопрос: – А часы он может починить? – Конечно. Да что там часы! Он
Так же безразлично Лаврова задала вопрос: – А часы он может починить? – Конечно. Да что там часы! Он как Кулибин – все умеет. – А где живет этот Кулибин? – спросил я. – Да тут рядом – две улицы пройти. Огородная, дом 6. Домишко у него собственный… Домишко был как с рождественской открытки – весь засыпанный снегом, только дорожки от калитки чисто разметены, в пуховых шапках деревья, а над крышей прямая струя синего дыма из краснокирпичной трубы. Это был не домишко. Дом. Крепкий рубленый пятистенок под шиферной крышей, с жилой мансардой, многочисленные постройки виднелись за ровно выстриженным, припорошенным снегом фруктовым садом. И ровная рябь клубничных гряд. Добротное жилье работящего и сноровистого человека. Мы отворили калитку и сразу же из будки рванул на нас здоровенный нечесаный барбос, разматывая на всю длину пятиметровую ржавую цепь. Задыхаясь от собственного гундосого простуженного лая, пес отрезал вход в дом. Лаврова расстегнула сумочку. – Вы что?! – крикнул я. Она удивленно обернулась ко мне и достала шоколадную конфету, развернула фантик и бросила псу. Собака мгновенно, как по команде, стихла, обнюхала конфету, замотала щеткой-хвостом. Съела конфету и лениво пошла в будку. В окне дома мелькнуло лицо. – Идемте, – сказала Лаврова. Дверь, обитая черным дерматином с ровными рядками блестящих фигурных шляпок, распахнулась. Пожилая опрятная женщина в накинутом на плечи пальто спросила: – Вы насчет дачи на будущий год? – До сезона еще год почти, – сказал я. – Куда спешить? – Люди капитальные заранее этим заботятся, – сказала женщина, – И дешевле, и надежнее. Иди-ка сними дачу в мае! – Это верно, – согласился я. – Нам бы со Степаном Андреичем поговорить бы? Дома он? – А где же ему быть? Проходите, в горнице он чего-то мастерует… Мельник сидел за дощатым столом, заваленным какими-то деталями, проводами, инструментом. Он поднял на нас глаза, и я понял, что мы наконец встретились. Крупная лысая голова, нос, без малейшей ложбинки соединявшийся со лбом, мощная упрямая челюсть. И глаза – внимательные, щупающие, глубокие. – Здравствуйте, Степан Андреевич! – сказал я и удивился, что совсем не волнуюсь. Вот он, сидит передо мной на развале каких-то деталей. Минотавр. Чистенький, аккуратный старик, ловкий слесарь, простой, скромный Минотавр, укравший «Страдивари» и загнавший в могилу Иконникова. Вчера в это время Иконников был еще жив. А Поляков болеет до сих пор. О сроке назначенного концерта будет объявлено особо. Истекают серыми слезами бездонные глаза Евдокии Обольниковой. Это дар, призвание, долгое озарение. Кому-то нужен Каин для публичного кнутобоища. Колокола судьбы. Он человек тихий, у него специальность в руках.