– А вам не приходило в голову, что вы стали сейчас моим самым заклятым врагом? – Нет, не приходило, – ск
– А вам не приходило в голову, что вы стали сейчас моим самым заклятым врагом? – Нет, не приходило, – сказал я осторожно – Неужели вы не понимаете, что вы покушаетесь на мое единственное достояние – незапятнанное имя? И если я не защищу себя, то стану окончательным банкротом? Наклонившись к нему через стол, я сказал отчетливо: – Вы так уважительно относитесь к себе, что несколько заигрались. Смею вас уверить, что Московский уголовный розыск не ставил себе первоочередной задачей скомпрометировать вас. Я ищу скрипку «Страдивари», и если к ее похищению вы не имеете отношения, то вашему незапятнанному имени ничего не грозит. Он посидел молча, быстро раскатывая на столе шарики из хлебного мякиша, судорожно вздохнул. – Впрочем, все это не имеет никакого значения. Я почему-то ужасно устал от людской глупости и пошлости… Я сочувственно покачал головой. – Недовольство всем на свете у вас компенсируется полным довольством собой. Он провел ладонью по лицу и сказал совсем не сердито, а как-то даже мягко, снисходительно: – Вы еще совсем мальчик. Вы еще не знаете приступов болезни «тэдиум витэ». – Не знаю, – согласился я. – А что это такое? – Отвращение к жизни. И лекарств против этой болезни нет… Даже странно, до чего бережно относятся к себе жестокие и черствые люди – ласково, нежно, как чутко слушают они пульс души своей. Может быть, потому, что трусливые люди любят пугать других? Иконников потер лицо длинными, расплющенными пальцами и сказал устало: – Эх, как бы я хотел начать жить сначала! Но ведь и это было бы бесполезно. – Почему? Все могло бы случиться по-другому… – Нет, – сердито затряс он головой. – Мне часто кажется, будто я уже жил однажды, и все это когда-то происходило, только декорации менялись, а весь сюжет и все конфликты – все это было со мной когда-то… Он помолчал, затем медленно, задумчиво проговорил: – Я читал в древних книгах, будто никогда человек не живет так счастливо, как в чреве матери своей, потому что видит плод человеческий от одного конца мира до другого, и постижима ему вся мудрость и суетность мира. Но в тот момент, когда он появляется на свет и криком своим хочет возвестить о великом знании, ангел ударяет его по устам. И заставляет забыть все… Иконников встал и только тут я обратил внимание на то, что он все время сидел в пальто, в черном драповом пальто с потертым бархатным воротничком. – За угощение благодарствуйте, – сказал он. – И за разговор спасибо. Я ведь добра, а уж тем более зла никому не забываю.