– А вы говорили об этом с Павлом Петровичем? – Что вы? Как можно? Павел Петрович его любил, значит это и
– А вы говорили об этом с Павлом Петровичем? – Что вы? Как можно? Павел Петрович его любил, значит это и меня устраивало. Так надеялся Павел Петрович на него! Он мечтал сделать из него великого музыканта. Большего, чем Лев Осипович Поляков. – Чем Поляков?! – переспросил я. – Да, – просто и тихо сказала Филонова. – Некоторые думали, что Паша завидует Полякову, А ведь это было совсем не так. Он мечтал воспитать музыканта еще большего масштаба, чем Поляков, потому что рассматривал Льва Осиповича как мерило дарования и трудолюбия. И в этом надеялся найти свое искупление перед искусством. Он ведь умер вовсе не из страха перед скандалом… – А почему? – Не знаю, но мне кажется, его убило что-то, зачеркнувшее всю его жизнь. А такое могло исходить только от Белаша: у Павла Петровича не было большей жизненной привязанности… Сколько я его знала, он лишь однажды был в таком же состоянии, как незадолго перед смертью. – А что вызвало это состояние? – Вы ведь знаете, наверное, что наши выдающиеся музыканты играют на прекрасных старинных инструментах, которым нет цены. Вручаются они по специальному акту правительства. И вот, когда Павел Петрович твердо решил покончить с музыкой, он пошел и сам, понимаете – сам, ему никто не говорил об этом, пошел и сдал инструмент. У него был изумительного звука «Гварнери». И он сдал его. А для скрипача это, как… ну… нет, я нз могу подобрать примера…
– Н-да, – сказал комиссар. – У каждой загадки на конце разгадка, да только до правды семь верст, и все лесом… Комиссар покрутил в руках камертон, щелкнул по нему пальцем, прислушался к низкому ровному гудению, поднес его близко к уху, потом резко положил на стол. Камертон слабо звякнул и утих. – Слушай, а как же он не зазвенел на полу машины? – А он не на пол упал. Белаш выронил его из кармана на заднее сиденье. Там его и нашел таксист после смены. – Торопился, видно, сильно Белаш. А как же с поездом обратно в Ленинград? – С поездом? Очень просто. Ведь в Ленинград ездят с Ленинградского вокзала, так? – Так. – Вот то-то и оно. Мы тоже все время думали, что он поедет назад с Ленинградского вокзала – это само собою разумеется. А они решили вопрос остроумнее во всех отношениях… – Ты так радуешься их остроумию, будто они в КВН выступали, -усмехнулся комиссар. – Я не их остроумию радуюсь, а своему. Ведь я их шарады все-таки решил? – Тебе по должности и полагается, – дрогнул бровью комиссар. – Так что они состроумничали? – В 1 час 12 минут на Курском вокзале останавливается скорый поезд Ереван – Мурманск, следующий через Ленинград. Они об этом знали заранее, и билет для Белаша был готов. В час двадцать он уже тронулся на север, в 7.35 прибыл в Ленинград, через пятнадцать минут сидел в номере у телефона и ждал звонка дежурной. Кроме времени и маршрута поезда, в этом был еще один резон – ночной проходной поезд, все спят, темно, никто и в глаза разглядеть Белаша не мог.