– Ной Маркович, а вы сможете собрать осколки? – спросил я. – Я постараюсь… Халецкий стал распаковыват
– Ной Маркович, а вы сможете собрать осколки? – спросил я. – Я постараюсь… Халецкий стал распаковывать свой криминалистический чемодан, который за необъятность инспектора называли «Ноев ковчег». Я напомнил: – Соскобы крови с пола возьмите в первую очередь. Халецкий взглянул на меня поверх стекол очков: – – Непременно. Я уже слышал как-то, что это может иметь интерес для следствия… Я еще раз взглянул на портрет. Холодное солнце поднялось выше, тени стали острее, рельефнее, и трещины были уже не похожи на морщинки. Косыми рубцами рассекали они улыбающееся лицо на фотографии, и от этого лицо будто вмялось, затаилось, замолкло совсем… – Не стойте, сядьте вот на этот стул, – сказал я соседке Полякова. Непостижимость случившегося или неправильное представление о моей руководящей роли в московской милиции погрузили ее в какое-то нервозное состояние. Она безостановочно проводила дрожащей рукой по волосам – серым, непричесанным, жидким, и все время повторяла: – – Ничего, ничего, мы постоим, труд не велик, чин не большой… – Это у меня чин не большой, а труд, наоборот, велик, – сказал я ей, – так что вы садитесь, мне с вами капитально поговорить надо. Она уселась на самый краешек стула, запахнув поглубже застиранный штапельный халатик, и я увидел, что всю ее трясет мелкая дрожь. Она была без чулок, и я против воли смотрел на ее отекшие голые ноги в тяжелых синих буграх вен, – У вас ноги больные? – спросил я. – Нет, нет, ничего, – ответила она испуганно. – То есть да. Тромбофлебит мучит, совсем почти обезножела. – Вам надо кокарбоксилазу принимать. Это от сердца, и ногам помогает. Лекарство новое, оно и успокаивающее – от нервов. Она посмотрела на меня водянистыми испуганными глазами и сказала: – На Головинском кладбище для меня лекарство приготовлено… Успокаивающее… Я махнул рукой: – Это успокаивающее от нас от всех не убежит. Да что вы так волнуетесь? Она смотрела в окно сквозь меня – навылет, беззвучно шевелила губами, потом еле слышно, на вздохе, сказала: – А как мне не волноваться – ключи от квартиры только у меня были… – А почему у вас? – Надежда Александровна, Льва Осипыча супруга, мне всегда ключи оставляла. Сам-то рассеян очень, забывает их то на даче, то на работе, и стоит тут под дверью, кукует. Потом, помогаю я по хозяйству Надежде Александровне… – Где ключи сейчас? Она вынула из карманчика три ключа на кольце с брелоком в виде автомобильного колеса. – Вы ключи никому не передавали? Женщина еще сильнее побледнела.