– И что? – холодно спросил я. – Поднялся я, выпил портвейну какого-то заграничного… – А вы как опреде
– И что? – холодно спросил я. – Поднялся я, выпил портвейну какого-то заграничного… – А вы как определили – в какой бутылке портвейн? – Так я все пробовал сначала, – сказал Обольников, явно удивляясь моей несообразительности. – Пили прямо из горлышка? – Зачем? – обиженно возразил он. – Попробовал сначала, а потом налил в рюмку. Стол у них там такой на колесах, вот снял я с него рюмку и налил себе… – А потом? – Потом еще разок пригубил и пошел домой. – И встретили на лестнице свою жену? – Встретил, встретил, было, – кивнул он. – А как же насчет ее хахаля, о котором нам рассказывали? – спросила молчавшая все время Лаврова. Обольников повернулся к ней с доброй улыбкой: – Так чего между родными не бывает? Да ничего, мы с ней помиримся, простит она меня, она ведь баба-то не злая, в горячке и не такое сказать можно… – А почему же вы нам в горячке сразу это не рассказали? Вот только сейчас надумали? – спросил я. – Так я поначалу, до того как про кражу узнал, думал, что так просто скрыпач наклепал на меня. Ну и решил помолчать – как докажешь, что я портвейн пил, – может, он сам выпил, а на меня сваливает? – он говорил с ласковым откровенным нахальством, каким-то шестым звериным чувством ощущая, что сейчас мы обязаны будем выяснить и впредь отстаивать именно эту его позицию, потому что скорее всего это была правда, и он точно знал, что уж раз он сказал правду, то мы теперь его сами будем защищать от обвинения в краже, и то, что все это мерзко, ему и в голову не приходило, а если приходило, то не стесняться же нас – нам ведь деньги платят именно за то, чтобы мы узнавали правду. – Да-а, значит, не знал ведь я поначалу, что вещички у скрыпача маханули, и он из-за них такой тарарам поднимет. А как узнал, то испугался – иди докажи, что ты не верблюд, что ты не брал барахла никакого у скрыпача. Покрутятся маленько, думал, вокруг да около и отвалят от меня. А вы вон чего надумали – в тюрьму меня сажать! За что? За глоток портвею? Да я выйду отседа – я ему сам бутылку куплю, пусть удавится с нею. Эт-то же надо – за стакан выпивки человека в тюрьму сажать! Он уже вошел в новую роль – искреннего ощущения себя безвинной жертвой чудовищной жадности богатея-скрипача, у которого полный буфет пропадающих зазря початых бутылок выпивки, и учиненного нами произвола и беззакония. – Что же это? – говорил он с надрывом. – Как в старые времена – в тюрьму за краюху хлеба? Или за стакан выпивки? – Ну-ка, не отвлекайтесь! Эта история когда произошла?