Из автомата в вестибюле я позвонил дежурному по МУРу, узнать – нет ли каких новостей. Дежурил Кабанов из вт
Из автомата в вестибюле я позвонил дежурному по МУРу, узнать – нет ли каких новостей. Дежурил Кабанов из второго отдела, ленивый флегматичный парень, исключительно способный сыщик. Он специализировался в расследовании убийств, за что наш комиссар называл его шутя «Инспектор Кадавр». – Тебе, Стае, какая-то женщина раза три звонила, – вяло сказал Кабанов. – Оставила телефон, просила позвонить. – Как фамилия? – Погодь, сейчас взгляну. У меня тут записано все, – я слышал, как он пыхтел в трубку – методично, ровно, уверенно, так же, как он разматывает свои дела. – Вот, нашел. Доктор Константинова. Сказала, что ты знаешь. – Знаю, знаю. Больше ничего? – Пока бог миловал от новостей. Ну ничего, к полуночи появятся… – Давай, старик, держись. Желаю спокойной вахты. Привет. – Большой привет, – сказал лениво Кабанов и положил трубку. Я посмотрел на часы – пять минут одиннадцатого. Звонить еще можно. Интересно, зачем это я так срочно понадобился ей? Набрал номер. Сначала никто не снимал трубку, потом подошла девочка и ответила тонким голоском: «А мамы нет дома, она в больнице на дежурстве…» Я набрал номер клиники и сразу же услышал голос Константиновой. – Здравствуйте, это Тихонов. Вы мне звонили сегодня, я только что узнал. – Да, я вас разыскивала по поводу Обольникова. Я не знаю, какие у вас планы, но я собираюсь завтра решать вопрос о нем… – В каком смысле? – удивился я. – Мы его завтра или выпишем, или будем оформлять принудительное лечение на режиме… – А что случилось? – Сегодня совершенно случайно санитарка обнаружила у него пузырек с соляной кислотой… – С соляной кислотой? – не понял я. – Да. Опытные алкоголики, попадающие к нам, пьют ее в слабом растворе – действие всех препаратов от этого нейтрализуется. – Подождите, так ведь весь эффект лечения пропадает? – никак не мог сообразить я. – Ну конечно! – сказала сердито Константинова. – Чего здесь непонятного – эффект лечения основан на возникновении биологического неприятия организмом алкоголя. А они, видите ли, не хотят лишать себя этого удовольствия… – Но ведь Обольников сам явился в клинику для прохождения лечения? – Не знаю, – устало сказала Константинова, – не знаю, зачем он это сделал. Может быть, у него были какие-то иные соображения. – А как он себя вообще вел последние дни? – Плохо. Грозился и упрашивал выпустить его из клиники, требовал отдать его одежду и отпустить. Я, естественно, отказала. – Просил одежду? – переспросил я и вспомнил пустой гардероб в его комнате. – Доктор, если я сейчас приеду к вам, вы сможете показать мне его одежду?