– Может быть, – сказала Лаврова, – Все может быть. Но поскольку вы сами настаивали на том, чтобы не было ни
– Может быть, – сказала Лаврова, – Все может быть. Но поскольку вы сами настаивали на том, чтобы не было ни одной щелки, я бы включила еще и Яблонскую – бывшую жену Иконникова. Да-да! – Ну это уж вы того, слишком!.. – Почему? – удивилась Лаврова. – Если мы взяли установку на тотальную проверку всех, слышите – всех, кто мог иметь отношение к делу, то мое предложение только справедливо. Вы взгляните на список. Смотреть на список я не хотел, потому что от одного его вида мне становилось тошно. Он подходил скорее для какого-нибудь почетного президиума, чем для перечня фигурантов уголовного дела. Но все эти люди в разное время так или иначе были связаны и с Поляковым, и с Иконниковым…
– У меня дочка. Брунетка. Студентка. Третий курс. Чтобы я так видел ее счастливой, как то, что я вам говорю – правда. Соломон Александрович Кац посмотрел мне пристально в лицо и снова убежденно сказал: – Чтобы я так видел своих внуков здоровенькими – это святая истина. Перед каждым ответственным концертом Паша Иконников приходил ко мне – он всегда говорил: «У тебя, Соломончик, счастливая рука…» Это правда, как вы видите меня стоять перед вами. Быстро, плавно, легко Кац провел бритвой по правочному ремню, взял меня своей счастливой рукой за подбородок, взял твердо, точно, и стальное блестящее жало с тихим треском поползло по намыленной щеке. В этот послеобеденный час я был единственным посетителем маленькой парикмахерской Дома композиторов. – Если бы он не перестал ходить ко мне, может быть, все не получилось так некрасиво, – продолжал свое неспешное повествование Кац, Видимо, у меня дрогнула кожа от ухмылки, потому что он заметил это и сказал нравоучительно: – Вы зря смеетесь, молодой человек. Для человека, связанного с риском судьбы, парикмахер много значит. Иногда парикмахеры делали вкус и моду на несколько веков. Вы, конечно, слышали про Евгению Монтихо? – Нет, я не слышал про Евгению Монтихо. – Ага! Что я сказал? – обрадовался Кац, от веселого удовольствия затряслась его седая эспаньолка. – Это была жена Наполеона. Но не того Наполеона, которого вы знаете, а был у него какой-то там внук или племянник – пойди разберись в их родне, – так этот самый племянник тоже был когда-то королем во Франции. Ну-с, и жена у него как раз была блондинка. – И что? – Что вы спрашиваете – «и что?». Это же ведь была трагедия для всех французских дам, поскольку они все как раз брунетки. Представляете – целая нация женщин – и ни одной похожей на свою королеву?