– Мальчик мой, поверь, что нет покоя и счастья в тихом сытом убожестве. Ты можешь преодолеть свою немощь, т
– Мальчик мой, поверь, что нет покоя и счастья в тихом сытом убожестве. Ты можешь преодолеть свою немощь, только став больше самого себя. – Разве человек может стать больше самого себя? – спросил с испугом Джузеппе. – Может, – устало кивнул Андреа. – Я прожил глупую, беспутную жизнь, но сейчас нет смысла жалеть об этом. Одно знаю я наверное – творения рук и сердца делают человека всемогущим, всесильным и бессмертным. – Руки мои слабы, а сердце немо. Что могу я создать и оставить людям? – Но слух твой тонок, а ум быстр и пытлив, и душа твоя исполнена добра. И если ты запомнишь, что для учебы нет дня завтрашнего, а есть только сегодня, то через десять лет ты будешь большим мастером и познаешь счастье свершений… Джузеппе простер к деду тонкие, худые руки: – Но вы не встаете с постели и глаза ваши незрячи, а отец не хочет учить меня, он хочет отдать меня в монастырскую школу. Как могу я учиться и приблизить час свершений? Андреа хрипло, с грудным присвистом засмеялся: – Твой отец тебя ничему научить не может. Он плохой мастер. Попомни слово мое: если ты послушаешься меня, то спустя время твой отец будет подражать тебе и жизнь его догорит под сенью твоей славы. – Но кто же откроет мне путь истины и свершений? – спросил с горечью Джузеппе. – Ведь не станет же меня учить Страдивари? – Нет, мой мальчик, не станет тебя учить этот большой мастер. Сейчас он не возьмет тебя потому, что ты мало знаешь и мало можешь… – А если я подучусь? – с надеждой сказал мальчик. Андреа покачал маленькой седой головой: – Тем более. Тебе, Джузеппе, не повезло – у Страдивари выросли бездарные дети… – Не понимаю, – удивленно раскрыл черные быстрые глаза мальчик. – У тебя могла быть единственная возможность стать учеником синьора Антонио – если бы хоть один из его сыновей унаследовал талант отца. Тогда бы он не побоялся взять тебя в ученики, и с годами, в соперничестве, вы узнали бы, кто из вас лучший. Но Страдивари уже знает, что он сможет передать детям только свои записи и тайные средства мастерства – сами они ничего открыть не могут. А отдать свое знание молодому Гварнери не позволит ему сердце. – Разве каждому, кто алчет, дано обрести клад? – с сомнением прищурился Джузеппе. Андреа прикрыл тяжелые коричневатые веки, на лицо его легла печать томления и горечи, он еле слышно прошептал: – Знание, мой мальчик, не клад и не дуэльный выигрыш, но обиталище духа твоего, и возвести его надлежит в труде тягостном и страстном… Старик задремал, но мальчик положил ему на плечо руку и настойчиво спросил: