— Горит! — указал на берег Клычков пробегавшему мимо нег
— Горит! — указал на берег Клычков пробегавшему мимо него Косотрубу. У Валерки была разбита скула. Он едва держался на ногах от усталости, но на конопатом лице играла обычная озорная улыбка. — Горит, Федя, и гореть будет, пока вовсе не сгорит! Хана теперь им! «Да и нам, пожалуй, тоже, — подумал Клычков, — долго не протянем». Младший штурман Закутников был легко ранен. Он вышел на минутку из штурманской рубки, чтобы взять пеленг на берег. Осколок ударился в пилерс и отскочил прямо в руку лейтенанту. На медпункте руку наскоро перевязали, и лейтенант отправился назад в штурманскую. Теперь он был полон такой энергии, какой и не ожидал в себе. Ему казалось, что самое страшное — позади. Увидев комиссара, распоряжавшегося у зенитных орудий, Закутников остановился. Ему хотелось совершить что-то значительное, самому сбить самолёт или спасти кого-нибудь от смерти. Батурин, не обращая внимания на лейтенанта, действовал спокойно и уверенно, как на учебных стрельбах, будто вокруг вовсе не рвались бомбы. — Разрешите вас заменить, товарищ комиссар? — спросил Закутников. Комиссар сердито посмотрел на него: — Давай на свой пост! Что с рукой-то? Закутников хотел ответить, что это пустяки, но не успел. Взрывная волна сбила его с ног. Он откатился к фальшборту и ударился головой о стойку. Очнулся Закутников уже в кают-компании, превращённой в госпиталь. У стола, покрытого клеёнкой в бурых пятнах, стоял врач. Руки его были до локтей измазаны кровью. Не оборачиваясь, он крикнул: