— Есть хотят! — сказал Белкин. Он нагнулся, чтобы поднять
— Есть хотят! — сказал Белкин. Он нагнулся, чтобы поднять важного красноглазого петуха, но тут же махнул рукой и выругался длинно и нецензурно. Сомин знал, что Белкин, не в пример прочим, никогда не ругается. Видно, уж очень накипело на сердце. — Пойдём, сержант. Не могу я на это смотреть, — сказал боец. Они прошли мимо пчелиного городка. Ульи стояли под яблонями, на которых уже висели твёрдые зеленые плоды. Вернувшись на орудие, Сомин увидел, что его бойцы развели костёр. Над костром в ведре клокотало и подпрыгивало что-то белое. Он наклонился над ведром; — Яйца! Откуда вы взяли? — Тут их сотни! — сказал Писарчук. — И мёд есть — сколько хочешь. — Кто же вам позволил брать? — А у кого спрашивать? — ответил Лавриненко. — Хозяева драпанули, значит все наше. Сомину было противно с ним спорить. Он наскоро поел и пошёл разыскивать капитана Ропака — начальника боепитания дивизиона, потому что на орудии оставалось мало снарядов. Проходя через знакомую уже птицеферму, Сомин увидел босоногую загорелую девушку лет семнадцати, которая сидела на траве и кормила хлебными крошками большого петуха-леггорна. Девушка чем-то напомнила Сомину Маринку. Такие же светлые, выгоревшие от солнца волосы. Пожалуй, больше ничего общего, а все-таки похожа… Кроме неё, Сомин не видел здесь никого из колхозников. — Здравствуйте, — сказала девушка. Она поднялась и оправила юбку.