— Молотком стукните разок, товарищ сержант, оно и влезет.
— Молотком стукните разок, товарищ сержант, оно и влезет. Сомин только что поранил себе руку. Издевательский совет Лавриненко вывел его из себя. У Сомина вырвалось грубое ругательство, где, помимо бога, упоминалась даже его мамаша. — Причём бог, когда сам дурак? — резонно отпарировал Лавриненко. Все расхохотались. — Преподобный Лавриненко! Не любит, когда бога ругают! — смеялись артиллеристы. Сомин, бледный от ярости, продолжал биться над сборкой стреляющего механизма. Конечно, Лавриненко надо было отчитать как полагается за его реплику, но ведь он сам показал пример, нецензурно выругавшись, а главное — раньше всего нужно было собрать механизм. Старшина батареи Горлопаев уже объявил перерыв. Бойцы соседнего расчёта, натянув на орудие брезент, отправлялись на обед. Из-за угла показался командир части. Сомин подал команду «Смирно!» и бегом бросился доложить. — Товарищ гвардии капитан-лейтенант, расчёт первого орудия зенитно-противотанковой батареи занимается изучением матчасти. В левой руке Сомин держал злосчастный мотыль. Правая, поднятая к головному убору, была измазана кровью. Командир части смотрел на сержанта с нескрываемым презрением. — Почему задержались? Через две минуты задраить орудие! — Он отогнул рукав с золотыми нашивками и взглянул на хронометр. Сомин бросился к орудию. Прицельный Белкин выхватил у него из рук мотыль и сразу вставил его на место. Бойцы уже опускали ствол орудия, подымали борта машины. Громоздкий задубевший на морозе чехол не слушался. Кое-как его, наконец, натянули. Сомин сам завязал кожаные тесёмки у основания ствола и спрыгнул с машины.