— Тут, Люда, загвоздка не в этом. Я слышал, понимаешь, кое-к
— Тут, Люда, загвоздка не в этом. Я слышал, понимаешь, кое-какие разговорчики… — Разговорчики? А ты меньше слушай. — Я бы и не слушал, а вот Арсеньев слушает. Может, и не все слушает, что говорит Будаков, а кое-что в ухе застревает. Андрей «усатого» не раз осаживал. В Жухровском, например. Помнишь? — Ещё бы! — И другие моментики были не весьма приятные для Будакова, а тут Поливанов возьми и представь Андрея к ордену за операцию под Гойтхом, а «усатого» обошёл. Приятно, что ли? Такой знаменитый ПНШ нужен Будакову, как гвоздь в подмётке или, культурно говоря, как кобелю боковой карман. — Не трепись, Геня. Говори толком. Тошно от твоих шуток. — Чего толковее? Ясно — Будаков постарается избавиться от Андрея. Ермольченко — тоже не хвост собачий — заслуженный, способный офицер. Раз его посадили на должность, теперь Будаков попытается удержать его тут. — Ничего не выйдет у твоего усатого! И ты-то хорош! — Люда, Андрей мне друг. Я сам за него болею, но ты вот чего волнуешься? Чего ты психуешь? Ответа он не дождался. Людмила вошла в дом, а Рощин отправился за новостями в штаб. Неизвестно, чем окончился бы инцидент с Косотрубом. Начальник политотдела требовал, чтобы виновного немедленно передали в армейский трибунал. Арсеньев пока не подписывал приказ. Вечером произошло событие, из-за которого все, за исключением Дьякова, забыли о «деле» Косотруба: одна из боевых машин взорвалась на собственных снарядах.