Они дошли до камбуза. Сонный Гуляев разогревал свиную тушо
Они дошли до камбуза. Сонный Гуляев разогревал свиную тушонку на низеньком очаге, сложенном из нескольких камней. Он довольно неприветливо поздоровался с Рощиным и забормотал себе под нос: — Вот шалопут, носит его нелёгкая по ночам! Сам генерал Назаренко не стал бы будить людей ради безделья. Рощин извлёк из-под сиденья «виллиса» две бутылки, и орденоносный кок смирился. — Коньяк «КС» — почти РС, — пояснил Рощин, — расшифровывается: «катюшин снаряд». Это вам не чача. А ну, Гуляич, садись с нами и не ворчи! — Он ловко хлопнул по донышку, и пробка полетела в огонь. — Люблю эту работку! Содержимое обеих бутылок было разлито в четыре эмалированные кружки. Уселись тут же на лужайке, у камбуза. — Ну, дай бог, не последняя! — пожелал генеральский шофёр. Раньше, чем все они успели чокнуться, Земсков одним духом выпил свою кружку до дна. — Ты смотри! — восхитился Рощин. — Он же почти не пил никогда! Вот что значит послужил в разведке! Ты закусывай, Андрюшка, закусывай. Ну, удивил! Земсков поставил кружку на траву и встал. — Смотри, Генька, как бы я тебя ещё больше не удивил. Набью я, кажется, тебе морду в честь встречи… — Да ты что, с якорей сорвался?! Видите, братцы, какой нарзан? Сейчас, дрянь буду! — упадёт на месте и уснёт. — Ладно, прости, Генька. Собственно, ты не виноват. Спасибо за коньяк и за все прочее. Пойду спать. Все трое с удивлением проводили его глазами. Земсков шёл быстрым, твёрдым шагом по поляне, пересечённой чёрными тенями стволов. Громадная луна светила над лесом, повиснув на гребне горы Индюк. В ночной прохладной тиши откуда-то издалека доносились два голоса: мужской и женский, поющие под гитару: