— Неужели обошли? Валерка как в воду глядел, — сказал Тют
— Неужели обошли? Валерка как в воду глядел, — сказал Тютькин, — паршиво получается! — Вот тебе, зараза, твой хататут! — огрызнулся Лавриненко. Его жёлтые зубы стучали от страха. — Теперь все накроемся, господи спаси! Перенесут огонь на нас, а сзади — немцы… — Заткнись! — прикрикнул на него Белкин. Лавриненко, скорчившись, полез в аппарель орудия, замаскированную ветвями. Положение действительно казалось незавидным. Сомин подозвал Белкина: — Сейчас могут появиться с фронта, от речки. Остаёшься на орудии с пятью людьми. Приготовить гранаты. Садись за штурвал сам. Нулевые установки. В случае чего — лупи осколочно-трассирующим, а я возьму Ваню Гришина и ещё двоих, посмотрю, что делается в тылу. В случае надобности — прикрою. Белкин кивнул головой: — Есть! Гришин, Писарчук, Лавриненко — к младшему лейтенанту! Лавриненко не отзывался. — Куда черт понёс «преподобного»? — негодовал Белкин. — Он только что сказал, что идёт в гальюн, — невозмутимо сообщил Писарчук, заворачивая в лопух свою порцию консервов. Пока шарили по кустам, артогонь усилился. Сзади, там, где стояла батарея Баканова, разорвалось несколько гранат. Лавриненко не появлялся. — Пошли! — сказал Сомин. Когда они добрались до батареи Баканова, там все уже было кончено. Санинструктор перевязывал раненого. На поляне, неподалёку от боевых машин, лежало несколько трупов немецких солдат в маскхалатах. Шацкий без фуражки, всклокоченный, в изодранной в клочья окровавленной гимнастёрке переобувался, сидя на краю окопа.