— Почему вы здесь? — спросил Сомин. — Ведь ваши все ушли.<
— Почему вы здесь? — спросил Сомин. — Ведь ваши все ушли. — Ушли, — грустно кивнула она. — А я осталась. Птицу жалко. Столько к ней приложено работы! — Сами вы птица! — рассердился Сомин. — Скоро сюда придут немцы, а вы возитесь. Лицо девушки преобразилось, полные губы сжались, брови нахмурились; — Без вас знаю. Драпаете, как зайцы, и ещё учите! Что он мог ей ответить? Девушка внезапно пожалела о своих резких словах. Она посмотрела на повязку на руке Сомина: — Вам больно? Он отрицательно покачал головой и повернулся, чтобы уйти. — Молока хотите? — Мне ничего не надо, — сказал Сомин. — А вот с вами как быть? Девушка тяжело вздохнула: — Будь, что будет. Батька у меня помирает. Не могу же я его бросить! Обещали прислать подводу, только, наверно, обманут. Не до меня. «Вот и она, как Маринка, — подумал Сомин. — Точно такое же положение. Как нарочно. А чем ей помочь?» По дорожке гусак вёл домой с озерца свою крикливую ораву. — Это тоже ваши воспитанники? — спросил Сомин, чтобы что-нибудь сказать. — Мои. Они на выставке были в Москве. И я с ними. А теперь все достанется немцам. Она вдруг обняла Сомина и зарыдала: — И я тоже останусь немцам, я тоже, как эти гуски. Все — им… Теперь Сомин сам чуть не плакал. Чем он мог помочь этой девушке, оставленной на произвол врага? Чем помочь её умирающему отцу? Даже своей родной Маринке он не помог, а только обидел её.