— А я — очень давно — два месяца назад. Он скоро вернётся?
— А я — очень давно — два месяца назад. Он скоро вернётся? Как ты думаешь? Сомин не мог сказать ничего определённого. Он просидел у Людмилы часа полтора. Разговор все время возвращался к Земскову. — Он говорил тебе что-нибудь обо мне? — в десятый раз спросила девушка. Сомин пожал плечами. — Для чего ты остригла косу? Хорошие волосы. Жалко. — Жалко, жалко! — передразнила она. — У осы жалко знаешь где? Ты бы посмотрел, какие были волосы, когда прилетела в Сочи. Войлок! Ни расчесать, ни помыть. Я ж прямо из Майкопа пришла. С Андреем. А он не говорил с тобой обо мне? — Сколько раз можно спрашивать одно и то же? У Андрея хватает мороки и без тебя. — Это верно. Тем более, ему наплели здесь, наверно, черт-те чего… — О тебе? — Ты понимаешь, Володька, — она легла рядом с ним на сухие листья, — там был один пограничник, капитан, очень хороший парень. Мне он, конечно, как зайцу свисток, но только выйду из госпиталя — капитан тут как тут. А Владимир Яковлевич все время меня отсылает: «Чего ты сидишь в палате, — говорит, — как привязанная?» Но ты мне верь, Володька, ничего с тем пограничником у меня не было. Раз идём мы по берегу, зашли довольно далеко… — Постой, постой, — засмеялся Сомин, — раз он тебе ни к чему, зачем ты с ним таскалась? — А ты кто такой? Особый отдел или мой муж? — в её глазах загорелись знакомые Сомину бешеные огоньки. — Я тебе как человеку говорю!