— Заводи! Машина помчалась вслед за бегущими. Гул моторо
— Заводи! Машина помчалась вслед за бегущими. Гул моторов слышался со всех сторон. Может быть, моряки и не поддались бы панике, но те, кто видел в окне кабины растерянное лицо Будакова в клочьях мыльной пены, с обвисшими усами, тоже бросились к машинам. Клименко закричал зенитчикам: — А ну, быстрей, за дивизионом! Несколько боевых машин проскочило мимо орудия Сомина. Ваня Гришин, не ожидая приказания, тоже завёл мотор. Половина расчёта была на платформе орудия, остальные вскочили на ходу. Когда проехали квартала два, Сомин опомнился: — Иван, тормози! Останови, говорят тебе. Орудие к бою! Пушку развернули стволом на север. Оттуда донеслись несколько разрывов гранат и пулемётная стрельба. По улице мчался поток бегущих. Лавриненко соскочил с платформы, вцепился в рукав Сомина: — Уезжай скорей! Видишь, все бегут! Сомин оттолкнул его: — Заряжай бронебойным! Сверху на орудии раздавались недовольные голоса. Даже исполнительный Ваня Гришин проворчал: — Ну, пропадём мы с таким командующим. Мимо прогрохотала походная кухня. За ней ещё несколько машин. «А может, и вправду надо уходить?» — подумал Сомин. Он вспомнил, как в первом своём бою под Москвой нелепо пытался подавить миномёт, скрытый за обратным скатом. На дороге показалась полуторка. Она мчалась по обочине, подпрыгивая на кочках. На левом крыле, держась одной рукой за кабину, стоял Яновский. Никогда ещё Сомин не видел его таким разгневанным.