— Пойдём, Володя, лучше… Больше не было сказано ничего.
— Пойдём, Володя, лучше… Больше не было сказано ничего. Маринка проводила его до электрички. У него не хватило смелости поцеловать её ещё раз на прощанье. Если бы он знал тогда, что видит её в последний раз! — Почему не сменяете посты?! — Сержант Сомин вскочил. На пороге стоял дежурный по части — начальник разведки лейтенант Рощин. — Бабочек ловите! Пригрелись в караулке! — клубы морозного пара ворвались в жаркое помещение. Смена наскоро выстроилась в шеренгу. Писарчук задел полой железную печку, чайник с грохотом полетел на пол. Лавриненко уже в строю застёгивал поясной ремень. Рощин подождал, пока смена вышла из караулки, потом уселся за стол и устроил Сомину настоящий разнос. Играя трехцветным фонариком, он долго втолковывал сержанту недопустимость его проступка: задержка смены часовых на девять минут. Выговорившись, Рощин ушёл и тут же забыл о Сомине. Он даже не сообщил о сделанном им замечании прямому начальнику Сомина — Земскову, хотя койки Земскова и Рощина стояли рядом в командирском общежитии. Сомин сам доложил Земскову о своём упущении. — Как же это произошло? — удивился лейтенант. — Задумался… — Может, уснул? — Нет, задумался, товарищ лейтенант. Я ведь не оправдываюсь. Сам знаю, что виноват. Земсков не стал ругать его, а вечером после поверки спросил: — О чем же ты задумался, Володя, вчера в караулке? — в неофициальных разговорах он всегда называл Сомина по имени.