Кубанская столица — Краснодар — переживала первые месяцы после освобождения. Город, ещё заваленный щебнем, изрытый воронками, медленно приходил в себя от пережитых потрясений. Многие большие дома на главной улице — Красной — были взорваны при отступлении гитлеровских войск. Тавровые балки, причудливо изогнутые и исковерканные, торчали из провалов стен. Обвалившиеся перекрытия и простенки лежали внутри разрушенных зданий, уже поросшие травой, которая как будто стремилась скрыть от глаз эти безобразные груды. Трава рвалась отовсюду. Она пользовалась любым промежутком между штукатуркой и ржавым железом, чтобы выскочить наружу. Бледно-зеленые стебельки вставали щёточкой над булыжником и между тротуарными плитами. Бурьян вымахнулся по верхам стен, лишённых кровли, и над искорёженными крышами, лежащими прямо на земле. Может быть, именно благодаря обилию зелени и цветов мрачная и жестокая картина раздавленного, окровавленного города казалась не такой страшной. За зеленью бульваров не видны были обшарпанные фасады и чёрные дыры окон. Белая акация, которая так украшает южные русские города, цвела и здесь. По вечерам её сильный медвяный аромат брал верх над запахом бензина и горелого машинного масла, характерным для любого населённого пункта, лежащего на пути к фронту. Ещё не пришло время, когда дома обрастут дощатыми помостами и розовый свежий кирпич ляжет на изломы почерневшего старого кирпича, опалённого войной. Однако уже сейчас город пытался наладить нормальную жизнь. С утра гудела рыночная площадь. Полотняные полосы, прибитые четырьмя гвоздями у дверей домов, сообщали наскоро написанными неуклюжими буквами о том, что здесь находится булочная или столовая, юридическая консультация или аптека. По расчищенным рельсам улицы Красной прошёл первый трамвай. За ним бежали мальчишки, а сердитый кондуктор совсем по-мирному грозил им пальцем с задней площадки.